Факты, свидетельствующие об эволюции
Нет сомнения, что лишь с момента введения в геологию принципа униформизма, была подготовлена почва для принятия эволюционного учения. С одной стороны бесконечно долгие периоды времени делали возможным не только постепенно происходящие изменения земной коры, но были достаточными для неограниченных преобразований организмов в результате мелких, постепенных изменений. Кроме того, геологические исследования доставляли все новые окаменелости, которые можно было использовать для подтверждения эволюционных идей. Таким образом, развитие палеонтологии шло в основном параллельно с пропагандой факта эволюции, хотя в те времена количество и качество палеонтологических открытий было очень скупым.
Правда, даже в те времена палеонтологические сведения доказывали, что в отдельные геологические эпохи, которые по очереди сменяли друг друга, появлялись все более сложные формы, но этот аргумент не был убедительным, так как многие авторы старались объяснить его постепенными "актами творения" все более сложных форм жизни. Зато в то время почти совсем не было данных, свидетельствующих о близком морфологическом сходстве форм, которые были обнаружены в очередных формациях или в пределах одной и той же формации. Таким образом, отсутствовали доказательства происхождения форм более новых периодов из форм, известных из более древних периодов.
Даже Дарвин не мог внести ничего нового и отдавал себе отчет в том, что отсутствие переходных ископаемых форм свидетельствует скорее против принципа эволюции. Поэтому он отчетливо подчеркивает отсутствие сведений из этой области и исходит из предпосылок, что в наилучшем случае доказательства из области палеонтологии всегда будут иметь фрагментарный характер.
Гораздо большее значение для обоснования принципа эволюции имели в те времена данные, полученные при морфологических исследованиях, как в области сравнительной анатомии, так и эмбриологии. Далеко идущие сходства различных организмов трудно логически объяснить иначе, чем общностью происхождения. Если на основании сходства черт лица двух людей мы часто правильно судим об их родстве, то и анатомические сходства в развитии зародышей наиболее логически можно объяснить родством организмов.
Хотя терминами гомологии и аналогии органов впервые воспользовались немецкие натуралисты в начале XIX века, но лишь выдающийся сравнительный анатом, англичанин Р. Оуэн (1804-1892) дал их точное определение. Аналогичные органы обладают только функциональным сходством, но резко отличаются друг от друга своим строением и развитием. Крылья птиц и бабочек являются одним из примеров аналогичных органов. Они исполняют одну и ту же функцию, являются органами полета, однако строение и развитие их резко различно.
Ясно, что наличие аналогичных органов ни в коем случае не свидетельствует о каком бы то ни было родстве этих организмов. Иначе выглядит дело в случае гомологичных органов. Гомологичные органы построены сходным образом и обладают сходным эмбриональным развитием. Они могут исполнять одинаковые или разные функции. В руке человека, передней ноге лошади и передней конечности крота анатом находит сходные части, хотя некоторые кости могут отсутствовать и отдельные кости значительно отличаются друг от друга (рис. 10). Несмотря на это, однако, как костная так и мышечная, нервная и сосудистая системы сходны, а эмбриональное развитие этих органов происходит одинаково. Эти органы исполняют разные функции, но сходство строения и развития указывает на кровное родство организмов, которые обладают этими органами, так как трудно объяснить такое яркое сходство какой-то случайностью.
В этом же эволюционном смысле можно интерпретировать так называемые рудиментарные органы. У некоторых птиц крылья являются рудиментарными органами, неспособными к выполнению соответствующей им функции, то есть полету. Зубы мудрости у человека, млечные железы у особей мужского пола, рудиментарные задние конечности у китов и неизмеримое количество других примеров всегда представляли большие трудности анатомам тех времен, когда эволюционная мысль не господствовала еще нераздельно в биологии.
Рис. 10. Гомология костей верхней конечности: а) человека, 6) лошади и с) крота
Принятие же эволюции сразу объясняет нам наличие рудиментарных органов. Если в результате эволюционного процесса какой-то орган потерял свое старое значение, постепенно атрофировался, то наличие его в рудиментарной, не функционирующей форме, свидетельствует лишь о силе наследственности признаков, потерявших уже свое значение для особи.
К той же группе фактов, свидетельствующих об эволюции, следует отнести также результаты исследований, основанных на сравнительном изучении эмбрионального развития у разных животных. Факты из сравнительной эмбриологии, а затем формулирование так называемого биогенетического закона, имеют в эволюционизме свою долгую историю. С ней следует познакомиться хотя бы в общих чертах, так как Дарвин сам приписывал этой группе фактов особое значение.
Уже со времен Гёте и его современников ученые отмечали сходство не только между зародышами различных животных, но также между зародышами высших животных и зрелыми формами низших. Эта формулировка говорит о рекапитуляции или повторении, то есть о принципе биогенеза, по которому онтогенетическое, то есть индивидуальное развитие является кратким повторением филогенетического развития, то есть эволюционного развития. Хотя авторами биогенетического закона обычно считаются Ф. Мюллер и Э. Геккель, однако этот закон берет свое начало в более далекие времена. О том же пишет Чемберс, называя фамилии многих авторов, которые впервые обратили внимание на тот факт, что эмбрионы в своем развитии проходят через стадии, соответствующие зрелым формам низших организмов. Уже после опубликования книжки Чемберса, но перед выступлением Дарвина, такие взгляды провозглашались не раз, а поэт Теннисон увековечил принцип биогенеза в 1850 г. в поэме.
Таким образом, в сумме совокупность фактов, свидетельствующих о биологической эволюции, в периоде, предшествующем выступлению Дарвина, была относительно ограниченной и не могла служить доказательством, непосредственно свидетельствующим об эволюционном развитии. Однако совершенно ясно, что данные сравнительной анатомии и палеонтологии легче было объяснить с точки зрения эволюции, чем с позиций веры в сверхъестественное происхождение живых организмов.
Если креационисты хотели сохранить свою прежнюю точку зрения, то они были вынуждены принять, что от времени до времени имели место новые акты творения, при которых создавались все более высоко организованные формы жизни, которые, однако, сохраняли сходство со старыми примитивными, в организме которых имелись рудиментарные органы. Перед креационистами возникал вопрос, почему изобретательность творца чем-то ограничена? Почему он судорожно придерживался старого плана, зачем он снабдил организмы совершенно бесполезными органами, почему, наконец, эмбриональное развитие разных форм имеет столько сходства, хотя эти формы не имели общего происхождения, а произошли в результате отдельных актов творения?
Сейчас трудно понять почему большинство исследователей, несмотря ни на что, судорожно придерживалось старых взглядов. Ведь среди них были ученые той величины, как анатом Кювье, геолог Седжвик и зоолог Агассиц. Они до конца жизни остались противниками эволюционного учения. Однако известно, что сам Т. Гексли, который после опубликования теории Дарвина стал главным и наиболее усердным пропагандистом идей эволюции и дарвинизма, перед этим твердо стоял на антиэволюционных позициях, что особенно ярко выступало в его рецензиях книг Чемберса.
Перед новой эволюционной концепцией стояли две большие задачи. Во-первых, нужно было накопить новые данные и привести в порядок факты, известные до того времени, с тем, чтобы убедить всех в том, что эволюция является научным фактом. Во-вторых, следовало дать такую теорию механизма эволюции, чтобы рациональным образом, согласно требованиям умственного кругозора человека XIX века, объяснить задачу эволюционного развития и неограниченного числа приспособлений организмов к условиям жизни.
Речь шла прежде всего о том, чтобы новая теория не опиралась на такого рода факторы, как, например, фактор совершенствования, которые натуралист не может проверить, не говоря уже о каких бы то ни было модификациях старых креационистических взглядов. За эту великую задачу взялись и осуществили ее, совершенно независимо друг от друга, два натуралиста: Чарльз Дарвин (1809-1882) и Альфред Уоллес (1823-1913).